Неточные совпадения
Зато второй план художественной
литературы с половины шестидесятых годов заполняется величаво — мглистыми очертаниями
героев — великанов…
Но это замечательная, единственная в своем роде книга. Des Esseintes,
герой «A rebours», его психология и странная жизнь есть единственный во всей новой
литературе опыт изобразить мученика декадентства, настоящего
героя упадочности. Des Esseintes — пустынножитель декадентства, ушедший от мира, которого не может принять, с которым не хочет идти ни на какие компромиссы.
Героя моего в эту минуту занимали странные мысли. Он думал, что нельзя ли будет, пользуясь теперешней благосклонностью губернатора, попросить его выхлопотать ему разрешение выйти в отставку, а потом сейчас же бы в актеры поступить, так как
литературой в России, видимо, никогда невозможно будет заниматься, но, будучи актером, все-таки будешь стоять около искусства и искусством заниматься…
И, боже, сколько проклятий произнес
герой мой самому себе за свои глупые, студентские надежды, проклятий этой
литературе с ее редакторами, Дубовскими и Зыковыми.
Поэтому и в
литературе их, хотя возвышеннейшие роли играются богами, полубогами, царями и
героями, с другой стороны, и народ является нередко в виде хора, играющего роль здравомысла и хладнокровно обсуживающего преступления и глупости [главных] действующих лиц пьесы.
— Да, да, да, в этом самом. Как хорошо ты помнишь нашу
литературу! В этом самом…Твой
герой очень похож на Карррро, но твой, разумеется, умней. Что с тобой, Альфонсо?
Действительно, попробуем прочесть гомеровы поэмы не как интересный «памятник
литературы», — попробуем поверить в то, во что верит Гомер, попробуем всерьез принимать то, что он рассказывает. Мы тогда увидим: что же это был за ужас — жить и действовать в тех условиях, в каких находились гомеровы
герои!
Трудны новые задачи, выдвинутые временем, велик, нов и загадочен
герой „народ“, рождающийся в грозе и буре, но верю я, справится со всем этим молодая
литература наша.
«К концу прошлого столетия, — писал Андреев, — на подмостки театра истории выступил новый загадочный
герой — народы И как это ни странно: весьма любя „народ“, меньше всего поверила в „народ“ русская талантливая
литература.
Индивидуалистическая, очень сильная в вопросах личности, ее переживаний, психологии и морали, она слишком и не без основания привыкла к „безмолвствующему народу“, чтобы сразу и смело подойти к новому
герою с его массовой психологией, массовой волей и доселе еще невиданными проявлениями последней в войнах и революциях Русская
литература все еще продолжала описывать любовь в помещичьей усадьбе или новые нравы Растеряевой улицы.